Карта
Пригласить друзей (+20%)
Главная 
Отзывы 
Фотографии 
Стенка 
История изменений 
Статистика 
Для владельцев
Подвиг 28 панфиловцев это легенда.
Нет, 316 - я стрелковая дивизия во время Битвы за Москву воевала очень хорошо, за октябрьские бои она получила статус гвардейской (8 - я гвардейская стрелковая Панфиловская дивизия). Её действия увековечены в советских учебниках тактики и на страницах художественных произведений самое знаменитое из которых эпичное "Волоколамское шоссе" Александра Альфредовича Бека. Но боя 28 панфиловцев против 50 танков не было. Был ожесточённый бой 4 - й роты 2 батальона 1075 стрелкового полка под командованием капитана П. М. Гундиловича в районе разъезда Дубосеково. Поскольку на роту пришёлся основной удар немцев то уцелело 20 - 25 человек из 140, остальные роты пострадали меньше. Немцам же всё таки удалось прорваться.
И потом была крайне сочинительская работа корреспондента "Красной Звезды" В. И. Коротеева, литературного секретаря газеты А. Ю. Кривицкого и главного редактора Д. И. Ортенберга. Вместо тщательной работы в дивизии на основе отрывочных и неточных сведений почерпнутых из политдонесения и из третьих уст путём типичного литературного вымысла была сочинена красивая легенда. На основании этой легенды были присвоены звания Героя Советского Союза. А потом начали обнаруживаться живые участники вымышленного боя причём один из них (Кужебергенов) была арестован за добровольную сдачу в плен, а второй (Добробабин) как выяснилось попал в плен и в последствии был полицаем.
Ну вот после ареста в 1947 году Добробабина Главная военная прокуратура СССР начала расследование... А недавно Государственный архив выложил справку - доклад по делу о подвиге 28 панфиловцев за подписью главного военного прокурора (к сожалению не всё следственное дело). Там под отзывом ссылка внизу.
Но легендарность этого подвига никак не бросает тень ни на бойцов и командиров 316 дивизии, ни на другие славные подвиги. И обидно что мы не знаем имена очень многих героев которые остановили немецкое наступление просто потому что не сохранилось документов.
Рейтинг:
statearchive.ru/607
lenta.ru/articles/2015/07/12/28panfilovcev/
Не туман.
Слышишь, как говорит
Шаумян:
"Джапаридзе,
Иль я ослеп,
Посмотри:
У рабочих хлеб.
Нефть - как черная
Кровь земли.
Паровозы кругом...
Корабли...
И во все корабли,
В поезда
Вбита красная наша
Звезда".
Джапаридзе в ответ:
"Да, есть.
Это очень приятная
Весть.
Значит, крепко рабочий
Класс
Держит в цепких руках
Кавказ.
Ночь, как дыню,
Катит луну.
Море в берег
Струит волну.
Вот в такую же ночь
И туман
Расстрелял нас
Отряд англичан".
Источник: esenin.niv.ru/esenin/text/ballada-26.htm
В СССР (как, впрочем, и в РФ) вообще любили создавать мифы... И вбивали в головы людям, например, что Хатынь сожгли немцы, а не украинские фашисты, дабы "не разжигать". К чему это привело, мы все видим сегодня.
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.
До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.
Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.
И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;
И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;
И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
и с теми,
Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел -
Такой был срок ему отпущен малый.
Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ, —
Со всеми, до единого со всеми.
Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.
Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.
И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.
И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, —
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.
К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.
Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.
В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Как у живых, — я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, —
Я ваш укор услышу бессловесный.
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
А. Т. Твардовский.
А они вместо этого занялись сочинительством. И мы картину боя просто напросто не знаем, Гундилович погиб 10 апреля 1942 года, большинство участников боя тоже с высокой вероятностью погибли ещё в войну...
"...Дали герою погибнуть. Погибшему герою прип[исали] то, чего не было. Этим оскорбили боевой коллектив. Дали ему погибнуть.
Боевая артель - выручили. Если герой погиб, печатают, жив - не печатают.Приписывают даже убитым то, что не было."