Ханума /

Первый показ спектакля состоялся в начале семидесятых годов прошлого века. Эта товстоноговская постановка считается одной из самых известных по всей России, и, наверное, одной из самых любимых. Георгий Александрович несколько переработал водевиль, придуманный Авксентием Цагарели. Любопытно, что чудесную, такую узнаваемую музыку придумал тоже грузин – Гия Канчели, ну и, соответственно, художником был Иосиф Сумбаташвили. Вот таких три грузина под чутким руководством ни менее талантливого русского, точнее, полурусского, потому что мама Георгия Александровича была грузинкой, значит, все же можно утверждать, что постановка грузинская по всем статьям. Наверное, это объясняет то, как колоритно выписаны все персонажи, их характеры, отражены все оттенки грузинской самобытности и удивительной какой-то прелести их чувства юмора. Однако, именно ошеломляющий успех у зрителя спектаклю «Ханума» принесли, конечно, актеры, сыгравшие в нем.
Владислав Стржельчик – изумительный по своей энергетике питерский актер, интеллигентный, с тонким чувством юмора. Его Князь в «Хануме» ну просто находка для постановки, это же потрясающе, как можно было придумать все его движения, пластику, его княжескую величавость, перемешанную с сибаритством и ленью. Есть сведения, что в телепостановке, которая состоялась чуть позже самого спектакля, Князю хотели сделать лысину, такую же, как в театральном действе, но на камеру это было слишком заметно. Поэтому обошлись той прической, которая была у самого Владислава Игнатьевича. Однако все это ничуть не убавило ему шарма.
Моя любимая Людмила Макарова, незабвенная Ханума. Сыграла так, словно она настоящая грузинка. Знаете, по энергетике в этом спектакле она мне почему-то напомнила Софико, такая же живая, бойкая, непосредственная и умная. И я поняла, почему, потому что Софико Чиаурели была грузинкой, а Людмила Иосифовна играла грузинку. А если отразила темперамент так схоже, значит, показала истинную грузинку. Сколько в ней обаяния, сколько мудрости и знания человеческой натуры, особенно, мужчин. Она легка и одновременно не легкомысленна, она проста на поверхности, но не простодушна. Но самым, пожалуй, в ней привлекательным качеством можно назвать ее искрящееся, словно фейерверочное чувство юмора, острословие такое, что ей в подметки никто не годится. С такой, как Ханума, не пропадешь. Это не просто образ народной свахи, и он даже не грузинский уже, это образ мудрой, веселой и очень справедливой женщины. Два ядра, на которых держится весь спектакль – Князь Пантиашивили и Ханума. Не зря в свое время именно эта актриса отличалась тем, что всегда играла, роли данные ей, так, чтобы внести в них что-то свое, особенное, не тривиальное. Этим она отличалась от многих своих коллег. Смею предположить, что и в Хануме, помимо режиссерских задумок, прекрасного либретто, Людмила Иосифовна внесла что-то свое. Иначе не был бы так хорош ее образ.
Еще два персонажа есть в постановке, на которые мое внимание всегда обращается при просмотре, потому что люблю этих двух актеров так же трепетно и искренне. Это Микич Котрянц, богатый купец, в исполнении красивейшего в свое время актера советского кинематографа, Вадима Медведева. Как я восхищалась его герцогом Орсино в «Двенадцатой ночи», как не понимала, почему холодная Оливия не отвечает ему взаимностью, как он благороден, аристократичен, изящен не только в своей внешности, но и манере. Но что же в «Хануме»? А вот что: приделанный грузинский нос радикально изменил картинку. Не стало Вадима Медведева, появился Микич Котрянц. Высокий такой, сутуловатый, с носом почти до губы, гневно сверкающий глазами. Говорят, что «нос» для Вадима Александровича смастерили очень качественно, да так славно приклеили, что его никто не узнавал. Он, вроде бы, даже получал удовольствие, когда ходил с этим носом по театру и смущал народ, ну не узнавали и все тут. Кстати говоря, в то время еще не использовали такой прием приклейки актерам носов, это были первые попытки. А в других странах вообще такого не пробовали. Словно противоположностью высокорослого и не очень образованного Микича, является его приказчик Акоп в исполнении Николая Трофимова - маленького роста, зато умный и сообразительный. «Мал золотник да дорог», это как раз про него. Вот сразу складывается впечатление, что он чем-то близок Хануме, по острословию своему, по живости ума, по характеру что ли. И не зря, потому что в итоге они оказываются весьма подходящей парой. Прекрасная роль, на мой взгляд, вместе с образом его хозяина купца, потому что именно при таком как Акоп, можно добиться успехов в деле. Уж больно прозорлив.
Интересный факт, что создатели спектакля опасались везти представление в Грузию, из-за акцента, с которым говорят актеры, который имитируют, потому что грузинский акцент как визитная карточка, он известен всем. Но ведь можно и обидеться, если ты грузин. Однако когда на юбилей режиссера Людмила Иосифовна и Николай Николаевич исполнили сцену из «Ханумы», находясь в тот момент в Тбилиси, то восторгу зрителей не было предела. Оценили по достоинству и вовсе не обиделись. Потому что на «Хануму» обижаться нельзя, ее можно только любить…
Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!
О, царица, до могилы я — невольник бедный твой,
Хоть убей меня, светило, я — невольник бедный твой.
Ты идешь — я за тобою: я — невольник бедный твой,
Ты глядишь — я за спиною: я — невольник бедный твой!
Что смеяться надо мною? Я — невольник бедный твой,
И шепчу я сам с собою: «Чем тебе я нехорош?»
Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!
Это часть стихотворения, звучавшего за сценой спектакля. Автор Григол Орбелиани, перевод Николая Заболоцкого. Дивный, наполненный страстью и огнем, опус был написан в 1861 году, стиль «Мухамбази», от арабского «мухаммас». Особая форма грузинского стихосложения, распространившаяся в грузинской лирике во второй половине 18 века, под влиянием восточной поэзии.