Партизан /

Этим летом мы научились делать рогатки и метко стрелять из них по банкам. Смастерить рогатку оказалось проще простого. Я вас сейчас вмиг научу. Тут только нужен нож настоящий и, желательно, складной, карманный. Такой как раз у моего старшего брата имеется. И когда он мне его даёт, уж я его всем во дворе показываю и даже даю подержать. Очень уж этот ножик моего брата красивый, и всем он без исключения нравится. А сколько у него разных и полезных лезвий: ни один другой ножик с ним по полезности не сравнится. И было бы здорово, если бы однажды этот карманный ножик старший брат мне подарил бы, а не просто дал построгать. Ну, скажем, на день рождения или просто так. Я бы тогда каждый день с ним ходил и что-нибудь мастерил. А может быть, даже на охоту бы собрался, медведя добывать. С таким-то ножиком это проще простого: вжик-вжик – и медведь готов, можно шкуру на стенку вешать. 
Так вот, идешь ты со своим складным ножиком в парк, подходишь к кусту и выбираешь там ветку с отростком, похожую на букву «У». А после того, как ветку выбрал, ножиком её срезаешь. Срубаешь ветку, отрезаешь лишнее. Всё! Рогатка считай готова. Осталось к ней только резинку приладить, и можно по банкам стрелять. А банку она бьёт – будь здоров! С десяти шагов колошматит её просто вдребезги. Разлетается банка на мелкие кусочки – ни в жизнь обратно не склеишь. Вот какое опасное оружие эта рогатка. 

Только честно вам скажу: ходить с рогаткой всё лето, заправив её в шорты, не очень-то весёлое занятие. А поэтому, когда банки и бутылки на нашей улице мы все до единой перебили, Стёпка придумал новую игру. «Партизанская война» называется. Весь наш партизанский отряд из трёх человек прятался в кустах возле дороги. Там мы дожидались, когда мимо проедет какой-нибудь транспорт. Представляя, что это немецкий танк, мы выскакивали на обочину и палили со всех стволов. 
В один из самых обычных дней мы изловчились и поставили собственный рекорд. Нам за один час удалось подбить три немецких танка и одну самоходку. Только с последней случилась целая история. Наш отряд – я, Вовка и Стёпка – как обычно спрятался в кустах, дожидаясь очередного вражеского транспорта. Рогатки были приготовлены и даже заряжены, а наш командир, адмирал-генерал, гвардии майор Стёпка, где-то ещё и гранату раздобыл в виде картошки. Огромная картошина весила полкило, не меньше, и такой гранатой можно было не один, а сразу два танка подбить. И в это время на дороге появился трактор с телегой – «Беларусь» называется. Тут Стёпка как заорёт: «За Родину! За Сталина!» – и швырнул свою гранату. И мы следом выскакиваем из засады и палим со всех стволов по колёсам этой немецкой самоходки. Только в суматохе Вовка из своей рогатки угодил камнем не совсем в колесо. Он трактору прямо в фару залепил. Камень по стеклу «дзынь!» А она «бах» – и, понятное дело, разбилась, а её осколки посыпались на асфальт. Было очень красиво. И мы все сначала жутко обрадовались, ну, надо же, прямо в десятку попал. И все закричали: «Ура! Ура! Подбили! Капут врагам!» А потом, когда трактор остановился и из него выскочил усатый тракторист с криком: «Ну, держись, хулиганьё! Вот я вам сейчас уши-то пооткручиваю!» – мы маленько испугались и нырнули обратно в кусты. 

Стёпка с Вовкой залегли и даже замаскировались по законам военного времени. Всё сделали как положено. Лопухами обложились, ветки пригнули и замерли, будто и не они это вовсе, а брёвна лежат. Со стороны ну очень были похожи, только почему-то в шортах и сандалиях. Я сначала тоже замер, как мышь в норе, а потом мне интересно сделалось, что там с немецкой самоходкой. И я то выгляну, то обратно под куст. «Лежи тихо, хватит елозить», – шёпотом говорил мне Вовка. А меня после этих слов, как назло, комары кусать начали, то один, то второй. Сначала лодыжка зачесалась, потом спина где-то между лопаток. И пока я до лодыжки тянулся, лёжа на животе, у меня в носу защекотало так, что чихнуть захотелось – ну, спасу нет, как будто я год не чихал или даже два. Чувствую, всё! Пропадаю! Тогда я Вовке-то со Стёпкой и говорю: «Не могу больше терпеть, прощайте братцы. Не поминайте лихом!» – привстал на колени, выгнул спину, как кошка, и чихнул. И почесался как следует, а потом ещё разок. Думаю, напоследок надо вдоволь начесаться. Тут-то меня тракторист Василий Аркадьевич за ухо из куста и вытащил. «Ну, что, ворошиловский стрелок, попался?» – сказал дядя Вася, а потом посмотрел на разбитую фару и продолжил: «Метко стреляешь!» А я говорю: «Ерунда! Ещё и не так могу. Я, если что, белке в глаз с двадцати шагов бью». А Василий Аркадьевич меня за ворот рубахи потряс и говорит: «Так ты ещё и хвастун! Наверно, и фару починить сможешь?» А я удивился и сказал: «Зачем чинить немецкую самоходку?» «Так вот в чём дело. Значит – это самоходка. А ну, залазь в кабину. Отвезу тебя в контору, пусть с тобой главный механик разбирается». И он подтолкнул меня в сторону трактора. А я и не сопротивлялся, мне даже интересно сделалось. Я ведь раньше на тракторе не катался, да и в конторе никогда не был. Вот только ухо немного болело, но это как будто ранение в бою. По-другому даже в кино не бывает. Я забрался в кабину, устроился там поудобнее, и после того, как Василий Аркадьевич убрал осколки с дороги, мы поехали в контору. 

В тракторе было очень здорово. Большие стёкла, огромный руль, вся дорога перед тобой, как на ладони, а ещё там пахло соляркой. Всю дорогу в тракторе сильно трясло, а позади нас громыхала телега. Я смотрел на руки Василия Аркадьевича, которые были просто чернее чёрного от мазута и мечтал о том, что, когда вырасту, тоже стану трактористом. 
В конторе Василий Аркадьевич постучал в дверь кабинета начальника, и мы вошли. За столом сидел главный механик. «Вот, Константин Николаевич, давно тебе говорю, что надо новый трактор покупать», – тяжело выдохнул Василий Аркадьевич. «Да ты по делу говори. Что стряслось-то?» – перебил его старший механик. «А я по делу и говорю. Не трактор мне выдали, а утиль. Вон, даже местная шпана мой трактор за немецкий драндулет приняла. Я когда-нибудь до родного автохозяйства не доберусь. Сегодня, к примеру, с фермы возвращался, а на полпути в засаду попал и был атакован партизанским отрядом. Напали внезапно, технику подбили, сам чуть не погиб геройски. Правда, одного я всё-таки в плен взял. Вот полюбуйся». И Василий Аркадьевич слегка подтолкнул меня в сторону стола: «Только что с ним делать? Фару-то уже не вернёшь». «Тьфу-ты-ну-ты! Так он на тракторе фару разбил, что ли? А я-то уж было невесть что подумал», – обрадовался Константин Николаевич. Видимо, оттого что новый трактор покупать не надо. «Вот и я говорю, товарищ главный, пустяки», – добавил я. 

«Ну, а ты, молодой человек, сдай-ка для начала своё оружие, да скажи нам, как звать-то тебя и кто в вашей банде главный?» – теперь уже совсем не радостно он обратился ко мне. «Михаил», – неохотно ответил я и положил рогатку на стол. И в этот момент мне стало её так жалко, что хоть плачь, ведь она была лучшей рогаткой на нашей улице. Во-первых, она стреляла дальше всех. Во-вторых, никогда не косила и не мазала. Ну, а в- третьих, за эти дни она стала мне как родная, и я уже не представлял, что буду без неё делать и как мне жить дальше. «А скажи нам, Миша, кто ещё с тобой был?» – спросил меня Константин Николаевич. «Никого, я сам», – пробурчал я и опустил глаза. «А вот врать, Миша, нехорошо», – продолжал старший механик. «Я знаю, что нехорошо. Что я вам, маленький что ли? Мне, между прочим, уже девять лет. Почти. А точнее, восемь лет и два месяца. И я знаю, что врать нехорошо, а друзей выдавать еще хуже! Говорю же, что сам, – значит, сам. И точка!» – возмутился я. «Ты посмотри-ка, восемь лет и два месяца. И правда, большой, тут не поспоришь, – заулыбался Константин Николаевич. – И ведь стоит на своём, как настоящий партизан. Ладно, Василий, простим сорванца. Такие люди сейчас на вес золота. Ты только доставь его на то место, где поймал. А фару я тебе дам. Есть у меня на складе, сейчас пойду, поищу». 

И мы все вышли из конторы. Константин Николаевич отправился искать фару, а Василий Аркадьевич подошёл к трактору и, заглянув под капот, стал там что-то наматывать. А потом скомандовал: «От винта!» – и как дёрнет, а мотор, как затрещит, как заревёт: «Труууу!» Будто это не трактор вовсе, а самый настоящий реактивный самолёт. Ну, думаю, сейчас он ещё улетит, пожалуй, причём без нас. Я даже уши руками закрыл. Кажется, ещё чуть-чуть и я точно оглох бы. Но потом из трубы вырвалось облако чёрного дыма, и мотор заработал, как ему и положено. И Василий Аркадьевич крикнул: «По машинам!» А я сказал «ага» и залез в кабину. Василий Аркадьевич тоже забрался в трактор, затем хорошенько хлопнул дверью, и мы поехали обратно. 
Василий Аркадьевич мне всю дорогу что-то рассказывал, а я смотрел на то, как у него смешно дёргаются усы и представлял, что я – это он. И это я еду на тракторе и кручу огромный чёрный руль. А мотор у трактора: «Фырк, фырк, фырк!» И телега позади: «Вжум, вжум, бряк, бряк!» А ещё ребята из соседнего двора, бегут за трактором, машут руками и кричат: «Дядя Миша, прокати! Прокати! Ну, прокати хоть чуть-чуть!» А мне и не жалко, вот я и жму на педаль, чтобы трактор остановить. И кричу им хриплым голосом: «А ну, ребёнки, полезай в телегу, до автобазы прокачу!»