Ранний ницшеанский Горький
слышал эти рассказы под Аккерманом, в Бессарабии, на морском берегу.
Однажды вечером, кончив дневной
сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег
моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз
и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты
тех людей, что пошли к морю.
Они шли, пели и смеялись;
мужчины — бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч,
в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки — веселые,
гибкие, с темно-синими глазами, тоже бронзовые. Их волосы, шелковые и
черные, были распущены, ветер, теплый и легкий, играя ими, звякал
монетами, вплетенными в них. Ветер тек широкой, ровной волной, но иногда
он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный порыв,
развевал волосы женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся вокруг их
голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили все дальше
от нас, а ночь и фантазия одевали их все прекраснее.
Однажды вечером, кончив дневной
сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег
моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз
и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты
тех людей, что пошли к морю.
Они шли, пели и смеялись;
мужчины — бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч,
в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки — веселые,
гибкие, с темно-синими глазами, тоже бронзовые. Их волосы, шелковые и
черные, были распущены, ветер, теплый и легкий, играя ими, звякал
монетами, вплетенными в них. Ветер тек широкой, ровной волной, но иногда
он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный порыв,
развевал волосы женщин в фантастические гривы, вздымавшиеся вокруг их
голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили все дальше
от нас, а ночь и фантазия одевали их все прекраснее.
Меня сегодня ещё многие поздравляли))