Левый берег /

В книгу "Левый берег" вошли сборники рассказов "Артист лопаты", "Левый берег", "Очерки преступного мира".
В чём для меня значение прозы Шаламова? Когда то Ремарк писал: «Но, видно, всегда так бывает: смерть одного человека — это смерть, а смерть двух миллионов — только статистика». Так вот Варлам Тихонович поворачивает нас лицом к этой трагедии, показывает её безжалостно и во всех деталях:
"Постников со своими бойцами бледным августовским утром наткнулся на беглеца, вышедшего к ручью, где была засада. Постников выстрелил из маузера и убил беглеца. Решено было его не тащить в поселок и бросить в тайге – следов и рысьих, и медвежьих встречалось здесь много.
Постников взял топор и отрубил обе руки беглеца, чтобы учетная часть могла сделать отпечатки пальцев, положил обе мертвых кисти в свою сумку и отправился домой – сочинять очередное донесение об удачной охоте. Это донесение было отправлено в тот же день – один из бойцов понес пакет, а остальным Постников дал выходной день в честь своего успеха...
Ночью мертвец встал и, прижимая к груди окровавленные культяшки рук, по следам вышел из тайги и кое-как добрался до палатки, где жили рабочие-заключенные. С белым, бескровным лицом, с необычайными синими безумными глазами, он стоял у двери, согнувшись, привалясь к дверной раме, и, глядя исподлобья, что-то мычал. Он трясся в сильнейшем ознобе. Черные пятна крови были на телогрейке, брюках, резиновых чунях беглеца. Его напоили горячим супом, закутали какими-то тряпками страшные руки его и повели в медпункт, в амбулаторию. Но уже из избушки, где жил оперпост, бежали солдаты, бежал сам ефрейтор Постников.
Солдаты повели беглеца куда-то – только не в больницу, не в амбулаторию – и больше о беглеце с отрубленными руками никто ничего не слышал."
Читатель с головой окунается в жизнь ГУЛАГа где голодная смерть ходит по пятам в каждый день. А молодой, здоровый человек превращается за месяц - два под влиянием голода, холода и побоев в инвалида - доходягу.
"Работяг били все: дневальный, парикмахер, бригадир, воспитатель, надзиратель, конвоир, староста, завхоз, нарядчик – любой. Безнаказанность побоев – как и безнаказанность убийств – развращает, растлевает души людей – всех, кто это делал, видел, знал... Конвой отвечал тогда, по мудрой мысли какого-то высшего начальства, – за выполнение плана. Поэтому
конвоиры побойчей выбивали прикладами план. Другие конвоиры поступали еще хуже
– возлагали эту важную обязанность на блатарей, которых всегда вливали в бригады пятьдесят восьмой статьи. Блатари не работали. Они обеспечивали выполнение плана. Ходили с палкой по забою – эта палка называлась «термометром», и избивали безответных фраеров. Забивали и до смерти."
И ещё после прочтения "Левого берега" до конца вы не сможете наслаждаться никаким шансоном. Слушать сможете, а наслаждаться нет. Не сможете спокойно смотреть фальшивые российские фильмы с уголовными авторитетами:
"Подземное уголовное царство – мир, где целью жизни ставится жадное удовлетворение низменнейших страстей, где интересы – скотские, хуже скотских, ибо любой зверь испугался б тех поступков, на которые с легкостью идут блатари....
 Был женский прииск, многолюдный, с тяжелой «каменной» работой, с голодом. Блатарю Любову удалось попасть туда на работу.

«Эх, славно пожил зиму, – вспоминал блатарь. – Там, ясное дело, все за хлеб, за паечку. И обычай, уговор такой был: отдаешь пайку ей в руки – ешь! Пока я с ней, должна она эту паечку съесть, а что не успеет – отбираю обратно. Вот я утром паечку получаю – и в снег ее! Заморожу пайку – много ли баба угрызет замороженного-то хлеба...»

Трудно, конечно, представить, что человеку может прийти в голову такое.

Но в блатаре и нет ничего человеческого."

"Между тем хулиган, всякий хулиган стоит еще на грани человеческого. Вор-блатарь стоит вне человеческой морали.

Любой убийца, любой хулиган – ничто по сравнению с вором. Вор тоже убийца и хулиган плюс еще нечто такое, чему почти нет имени на человеческом языке."
"Левый берег" это одно из немногих произведений которое срывает маску с гнусного преступного мира. И попутно с тех кто его вольно или невольно романтизирует. Со всяких Бутырок, Кругов, Шеиных.
Эта книга одна из лучших характеристик тоталитарного режима, который попытался превратить людей в винтики одной огромной машины. Масштаб сталинских репрессий преувеличен в общественном сознании? Да. Можно ли как то оправдать гибель невинных людей? Нет.