Москва и москвичи /

Великолепная книга! Выстави прочитавшего её нашего с вами современника - попаданца на московскую улицу году так в 1908, уже не потеряется)). Перед нами проходят представители всех московских профессий и сословий, от бандита и проститутки с Хитровки до генерал - губернатора и богатого купца. Однако любимыми персонажами автора являются пожарные, студенты, актёры, литераторы и революционеры, то есть те с кем приходилось общаться Владимиру Алексеевичу.
Описание московского дна вы найдёте только у Гиляровского ибо больше ни один журналист не рисковал бродить по мрачным трущобам Сухарева рынка и Хитровки.
Книга состоит из отдельных новелл поэтому читать её можно с любого места смотря по настроению. Но поскольку вскоре Новый год, время гастрономических излишеств)) почитайте великолепное и вкуснейшее описание обеда в трактире Тестова.
"Передо мной счет трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной маркой и распиской в получении денег и подписями: "В. Далматов и О. Григорович". Число -- 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ по сцене В. П. Далматов и его друг О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы пошли к Тестову пообедать по-московски. В левой зале нас встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович. Пожалуйте, Владимир Алексеевич, за пастуховский стол! Николай Иванович вчера уехал на Волгу рыбу ловить.

Садимся за средний стол, десяток лет занимаемый редактором "Московского листка" Пастуховым. В белоснежной рубахе, с бородой и головой чуть не белее рубахи, замер пред нами в выжидательной позе Кузьма, успевший что-то шепнуть двум подручным мальчуганам-половым.
Ну-с, Кузьма Павлович, мы угощаем знаменитого артиста! Сооруди
сперва водочки... К закуске чтобы банки да подносы, а не кот наплакал.
Слушаю-с.

А теперь сказывай, чем угостишь.
Балычок получен с Дона... Янтаристый... С Кучу-гура. Так степным ветерком и пахнет...
Ладно. Потом белорыбка с огурчиком...

Манность небесная, а не белорыбка. Иван Яковлевич сами на даче провешивали. Икорка белужья парная... Паюсная ачуевская -- калачики чуевские. Поросеночек с хреном...
Я бы жареного с кашей, -- сказал В. П. Далматов.
Так холодного не надо-с? И мигнул половому.
Так, а чем покормишь?
Конечно, тестовскую селянку, -- заявил О. П. Григорович.
Селяночку -- с осетриной, со стерлядкой... живенькая, как золото желтая, нагулянная стерлядка, мочаловская.

Расстегайчики закрась налимьими печенками...

А потом я рекомендовал бы натуральные котлетки а ля Жардиньер. Телятина, как снег, белая. От Александра Григорьевича Щербатова получаем-с, что-то особенное...

А мне поросенка с кашей в полной неприкосновенности, по-расплюевски, -- улыбается В. П. Далматов.

Всем поросенка... Да гляди, Кузьма, чтобы розовенького, корочку водкой вели смочить, чтобы хрумтела.

А вот между мясным хорошо бы лососинку Грилье, -- предлагает В. П. Далматов.

Лососинка есть живенькая. Петербургская... Зеленцы пощерботить прикажете? Спаржа, как масло...

Ладно, Кузьма, остальное все на твой вкус... Ведь не забудешь?
Помилуйте, сколько лет служу! И оглянулся назад.
В тот же миг два половых тащат огромные подносы. Кузьма взглянул на них и исчез на кухню.

Моментально на столе выстроились холодная смирновка во льду, английская горькая, шустовская рябиновка и портвейн Леве No 50 рядом с утылкой пикона. Еще двое пронесли два окорока провесной, нарезанной прозрачно розовыми, бумажной толщины, ломтиками. Еще поднос, на нем тыква с огурцами, жареные мозги дымились на черном хлебе и два серебряных жбана с серой зернистой и блестяще-черной ачуевской паюсной икрой. Неслышно вырос Кузьма с блюдом семги, украшенной угольниками лимона.

Кузьма, а ведь ты забыл меня.

Никак нет-с... Извольте посмотреть.

На третьем подносе стояла в салфетке бутылка эля и три стопочки.

Нешто можно забыть, помилуйте-с! Начали попервоначалу "под селедочку".
Потом под икру ачуевскую, потом под зернистую с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили английской под мозги и зубровки под салат оливье...

После каждой рюмки тарелочки из-под закуски сменялись новыми...

Кузьма резал дымящийся окорок, подручные черпали серебряными ложками зернистую икру и раскладывали по тарелочкам. Розовая семга сменялась янтарным балыком... Выпили по стопке эля "для осадки". Постепенно закуски исчезали, и на месте их засверкали дорогого фарфора тарелки и серебро ложек и вилок, а на соседнем столе курилась селянка и розовели круглые расстегаи.

Селяночки-с!..

И Кузьма перебросил на левое плечо салфетку, взял вилку и ножик, подвинул к себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми руками, как голубь крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к толстым зарумяненным краям пирога.

Розан китайский, а не пирог! -- восторгался В. П. Далматов.
Помилуйте-с, сорок лет режу, -- как бы оправдывался Кузьма, принимаясь за следующий расстегай. -- Сами Влас Михайлович Дорошевич хвалили меня за кройку розанчиком.
А давно он был?
Завтракали. Только перед вами ушли.
Поросеночка с хреном, конечно, ели?
Шесть окорочков под водочку изволили скушать. Очень любят с хренком и со сметанкой.

Компания продолжала есть, а оркестрион в соседнем большом зале выводил:

Вот как жили при Аскольде
Наши деды и отцы".

Хотел нашарить фото но нет, современная кулинария слабее воображения))